


Цитата:
ПРОТОКОЛ
На основании ордера Объединенного Государственного Политического Управления № 512 от «16» мая мес. 1934 г. произведен обыск/арест гр-на Мандельштам О. Э. в доме № 5, кв. № 26.
При обыске присутствовали: Управдомами гр-н Ильин Н. И.
Согласно данным указаниям задержан гражд-н Мандельштам Осип Эмильевич.
Взято для доставления в ОГПУ следующее (подробная опись всего конфискуемого и реквизируемого): Паспорт № 366920, письма, записи с телефонами и адресами и рукописи на отдельных листах в количестве 48 (сорока восьми) листов.
Переписка взята в отдел.
Уп. ЦСПО С. Вепринцев.
Ар.обыск производили комиссары Оперода Герасимов, Вепринцев, Забловский
При обыске заявлена жалоба от Мандельштам О. Э.
1) на неправильности, допущенные при обыске и заключающиеся, по мнению жалобщика, нет
2) на исчезновение предметов, записанных в протокол, а именно нет nbsp;
Примечание: распечатан гр-на__________________
запечатан печатью №___
Все заявления и претензии должны быть занесены в протокол. После подписи протокола никакие заявления и претензии не принимаются.
За всеми справками обращаться в комендатуру ОГПУ (пл. Дзержинского, д. 2), указывая № ордера, день его выдачи и когда был произведен обыск.
Всё указанное в протоколе и прочтение его вместе с примечаниями лицами, у которых обыск производился, удостоверяем
О.Мандельштам.
Представитель домоуправления Н. Ильин
Производивший обыск комиссар Оперода __________________________
17/V 1934 опию с протокола получил.








Цитата:
[л.11] По возвращению в Советскую Россию я вростаю в советскую действительность первоначально через литературный быт, а впоследствии — непосредственной работой: редакционно-издательской и собственно-литературной. Для моего политического и социального сознания становится характерным возрастающее доверие к политике Коммунистической партии и советской власти.
В 1927 году это доверие колебалось не слишком глубокими, но достаточно горячими симпатиями к троцкизму и вновь оно было восстановлено в 1928 году.
К 1930 году в моем политическом сознании и социальном самочувствии наступает большая депрессия. Социальной подоплекой этой депрессии является процесс ликвидация кулачества как класса. Мое восприятие этого процесса выражено в моем стихотворении «Холодная весна» — прилагаемое к настоящему протоколу допроса и написанное летом 1932 г. после моего возвращения из Крыма. К этому времени у меня возникает чувство социальной загнанности, которое усугубляется и обостряется рядом столкновений личного и общественно-литературного порядка.
Вопрос: Признаете ли вы себя виновным в сочинении произведений контрреволюционного содержания?









Цитата:
Письмо Н.И.Бухарина И.В.Сталину, начало июня 1934 г.
Дорогой Коба,
На дня четыре-пять я уезжаю в Ленинград, так как должен засеcть за бешеную подготовку к съезду писателей, а здесь мне работать не дают: нужно скрыться (адрес: Акад. Наук, кв. 30). В связи с сим я решил тебе написать о нескольких вопросах:
1) Об Академии Наук. Положение становится окончательно нетерпимым. Я получил письмо от секретаря партколлектива т. Кошелева (очень хороший парень, бывший рабочий, прекрасно разбирающийся). Это — сдержанный вопль. Письмо прилагаю. Если бы ты приказал — как ты это умеешь, — всё бы завертелось. В добавление скажу еще только, что за 1934 г. Ак. Н.не получила никакой иностр. литературы — вот тут и следи за наукой!
2) О наследстве «Правды» (типографском).
Было решено, что значительная часть этого наследства перейдет нам. На посл. заседании Оргбюро была выбрана комиссия, которая подвергает пересмотру этот тезис, и мы можем очутиться буквально на мели. Я прошу твоего указания моему другу Стецкому, чтоб нас не обижали. Иначе мы будем далеко выброшены назад. Нам действительно нужно старое оборудование «Правды» и корпуса.
3) О поэте Мандельштаме. Он был недавно арестован и выслан. До ареста он приходил со своей женой ко мне и высказывал свои опасения на сей предмет в связи с тем, что он подрался (!) с А. Толстым, которому нанес «символический удар» за то, что тот несправедливо якобы решил его дело, когда другой писатель побил его жену. Я говорил с Аграновым, но он мне ничего конкретного не сказал. Теперь я получаю отчаянные телеграммы от жены М., что он психически расстроен, пытался выброситься из окна и т. д. Моя оценка О. Мандельштама: он — первоклассный поэт, но абсолютно несовременен; он — безусловно не совсем нормален; он чувствует себя затравленным и т. д. Т. к. ко мне всё время апеллируют, а я не знаю, что он и в чем он «наблудил», то я решил тебе написать и об этом. Прости за длинное письмо. Привет.
Твой НИКОЛАЙ
P. S. О Мандельштаме пишу еще раз (на об.), потому что Борис Пастернак в полном умопомрачении от ареста М-а и никто ничего не знает.
[На письме резолюция И.В.Сталина:].«Кто дал им право арестовывать Мандельштама? Безобразие...»
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 709. Л. 167 - 167об. Рукописный подлинник на типографском бланке ответственного редактора газеты «Известия ЦИК СССР и ВЦИК» Н.И.Бухарина. Резолюция Сталина - автограф.



































